Ноша по плечу
Я не религиозный фанатик. У меня много самых разных интересов. Но я — православный человек из православной семьи. Как всякий православный я хожу в храм. Как всякий православный, когда-то я должен был отправиться в крестный ход. Я долго собирался и несколько раз откладывал поход. Но вот это случилось 15 мая. В компании своего старшего товарища я отправился в путь.
Об однодневном крестном ходе из с.Волково в с.Никульчино написано и сказано много. Я не стану повторяться рассказами куда, зачем и почему вот уже восемь веков идут сотни паломников, преодолевая за день 20 км пути. Я не стану утомлять тебя, дорогой читатель, своими путевыми заметками, ибо их каждый должен написать для себя сам. Я хочу показать вам одну метаморфозу, которая произошла со мной в течение… Впрочем, мне сложно судить о времени. Там это не главная ценность.
Погода стояла райская. Для фотографа — просто подарок. Солнце, кружевные облака, молодая зелень. Я не заметил, как сделал сотни три кадров и кругов пять вокруг хода, растягивавшегося порой до пяти сотен метров. Мои опытные спутники приговаривали, мол, побереги силы. Я посмеивался, потому что не чувствовал ни малейшей усталости.
Наверное, мы прошли три четверти пути до Никульчино, а может быть, больше, когда предстоятель хода отец Владимир (Орлов) сказал: «Ну что, Евгений, пришел и твой черед. Пора икону нести». «Слава Богу!», — ответил я и полный сил с легкостью подменил одного из четырех носчиков. Вырубленная из сухостоя жердь толщиной сантиметров пять, к которой прибрана икона Бориса и Глеба, рухнула мне на плечо. Конечно, я видел: икона большая, в человеческий рост, в металлическом окладе. Но я и предположить не мог, что она ко всему еще и такая тяжелая.
«Нет, мне это не унести», — пройдя метров десять, твердо решил я. Это не мой вес. Нужно честно признаться, я не атлет, работа у меня больше сидячая. Одним дано ворочать тяжести, а другим нет. Надо уметь признавать свои недостатки и смело сказать себе — я из числа последних. Кому будет легче, если я споткнусь сейчас и упаду, уронив святыню. Вся процессия пострадает. Как нестерпимо давит на плечо жердь! Даже специальная, кем-то искусно выполненная, подушечка не спасает. Нужно срочно звать на помощь!
Но кого? Впереди трое с хоругвями, они не подменят. По бокам никого. Сзади поет хор, они меня не услышат. Да и перед тремя мужиками, несущими со мной икону, как-то стыдно. К черту стыд! Очень тяжело, очень больно. Нужно срочно звать на помощь! Пусть меняют меня.
«Старайся идти в ногу с передним», — сказал мне строго мой напарник слева. Дорога не ровная, и от нашей ходьбы икона раскачивается вправо-влево. В такие моменты жердь бьет по плечу с особой силой. Мне кажется, еще один удар — и я упаду. Ну когда же, наконец, смена караула? Пот градом, в висках и груди стучит. И самое невыносимое — это жердь на плече, которая уже впилась мне в тело. Ай, как больно!
Зачем я пошел в этот крестный ход? Сидел бы на работе. У меня, дурака, там столько неотложных дел, а тут мучаюсь. Эдак можно человека вообще от православной веры отвадить. Эх, сейчас бы закричать во всю матушку. Неудобно. Батюшка как раз бубнит что-то из акафиста. И вдруг я слышу его знакомое, басовитое и родное: «Христос Воскресе!». «Воистину Воскресе!» — что есть мочи от всей души отвечаю я, с неподдельным удовольствием и надрывом. «Христос Воскресе!» — не унимается отец Владимир. «Воистину Воскресе!!!» — ору я на весь лес. «Христос Воскресе!» — в третий раз как по заказу возвещает батюшка. «Воистину Воскресе!» — ни разу еще так громко и столь эмоционально не отвечал я в своей жизни на это пасхальное приветствие.
Проорался — вроде бы, полегче стало. Но только на минутку. Плечо немеет, руки не слушаются. Постараюсь-ка я, действительно, идти в ногу. Левой, левой, левой. Прямо, как в армии. И впрямь ноша стала послушнее и уже не колышется вправо-влево. Соответственно и плечу полегче. Нужно отвлечься от мыслей о боли и усталости. Мысленно пытаюсь повторять что-то на церковно-славянском за батюшкой. Ни бельмеса не понимаю, но этот психологический ход приносит результаты.
«Святые страстотерпцы Борисе и Глебе, молите Бога о нас», — слышу голос настоятеля Волковского храма. Да уж, ребятушки, вы там замолвите за меня словечко на небесах. Зря я что ли тащу вашу икону из последних сил. Похлопочите, пожалуйста, там за меня. Пусть поскорее пришлют смену. Нет больше мочи терпеть. Святые страстотерпцы Борисе и Глебе, молите Бога о нас!
Поднимаю глаза и вижу чудо! Синяя табличка с надписью «Никульчино». Слава Богу! Мы дошли! Я никогда не был в Никульчино. Я не знаю: далеко ли до здешнего храма и сколько еще идти? Но, наверное, финиш уже где-то рядом. Мы проходим еще немного по пыльной дороге, и я ясно слышу звуки колокола. Значит, мы совсем рядом. Значит, скоро конец моим страданиям!
Вот уж теперь я точно никому не уступлю свое место. Выгонять будете, а не отдам. Зубами вцеплюсь в ненавистную жердь, а донесу икону до церкви. В конце-концов, я имею на это право после того, что пережил.
Никульчино встречает нас как победителей. Люди крестятся и кланяются нам. Я понимаю, что кланяются они, скорее, иконе. Но мне все равно приятно. Ведь это я, точнее мы, превознемогая боль и усталость, принесли им святыню, чтобы до осени могли они молиться ей. Мне приятно от того, что все мы, полтысячи человек, в очередной раз выполнили обет, данный нашими предками восемь веков назад.
Мы с мужиками ставим икону на крыльце храма, и мне вдруг становится жалко с ней расставаться. Ловлю взгляд отца Владимира и его немой вопрос, мол, ну как ты, братец? Поднимаю большой палец вверх, дескать, здорово! Батюшка одобрительно с улыбкой кивает головой мне в ответ. Слава Богу, что он не послал мне смену и тем самым не лишил меня этой радости. Слава Богу, что не довелось мне принять позору от моего бессилия и уныния. Спасибо вам, святые страстотерпцы Борис и Глеб, что услышали меня. Обещаю и впредь не забывать вас. И слава Богу за все!
Е. Рычков.
«Слободские куранты»